200 школ боевых искусств Востока и Запада

Человек, Разрывающий На Куски



Человек, разрывающий на куски

 

    Юный Тёдзюн был от природы физически крепким мальчиком и отличался буйным характером. В 1899 году, когда ему исполнилось одиннадцать лет, его мать попросила известного мастера туди-дзюцу (так в старину называли каратэ) Рюко Аракаки принять Тёдзюна в ученики. Это было смутное время так называемой Реставрации Мэйдзи, когда шёл слом старой феодальной системы. Многое, например, вся структура общества и идеологическая концепция государства, резко изменились. Мать Тёдзюна Мияги, глядя на всё это, пришла к тому выводу, что мужчине необходимо быть закалённым и физически, и духовно. Вот поэтому она настояла на том, чтобы Тёдзюн начал заниматься воинскими искусствами. Как стало известно со слов ныне здравствующего мастера Морио Хигаонны (9 дан, глава IOGKF – Международной Федерации Окинавского Годзю-рю Каратэ-до), в додзё Рюко Аракаки юный Мияги в основном занимался укреплением своего тела и работал с такими приспособлениями как макивара, тиси, нигири-гамэ и другими приспособлениями из раздела ходзё-ундо.

Когда юноше исполнилось 14 лет, наставник представил Тёдзюна своему другу, мастеру Канрё Хигасионна, и предложил взять этого парнишку в ученики. Стать учеником Хигасионны значило удостоиться большой чести, поэтому многие стремились изучать воинские искусства у этого известного мастера. Но Хигасионна принимал не всех: он предпочитал сначала присмотреться к характеру и качествам претендентов, проверить их целеустремлённость и серьёзность намерений постигать Путь. Немногие и из тех, кто начинал заниматься у него, оставались, вынеся огромнейшие нагрузки... Тёдзюн Мияги выдержал первое испытание: долгое время он не занимался ничем, кроме работ по дому и саду. Ему, отпрыску знатного рода, приходилось, не покладая рук работать по хозяйству: он убирал в доме, чистил и мыл полы, приносил воду, ухаживал за растениями в саду и многое-многое другое. Делал он это с большим энтузиазмом, и вскоре у Канрё Хигасионны не осталось и тени сомнения в том, что перед ним человек искренний с чистыми помыслами, не чурающийся даже грязной работы и настойчивый в достижении своих целей... Став учеником прославленного мастера, Мияги заслужил уважение и своих товарищей, таких же, как и он учеников в додзё мастера Хигасионны. Среди них были Симпан Сирома (Гусукума) (1890-1954гг, Корю Утинади), Канкэн Тояма (1888-1966гг, Сюдокан), а также лучшие друзья Мияги — Кэнва Мабуни (1889-1952гг, основатель стиля Сито-рю), Дзюхацу Кёда (1887-1969, основатель стиля Тоон-рю (“Школа Хигасионны”)) и Сэйко Хига (мастер, который по смерти Тёдзюна Мияги занял место лидера в Годзю-рю каратэ-до). Они, а также многие другие, помогали ему осваивать нелёгкое искусство воина.



 

Тёдзюн Мияги (слева) выполняет бункай со своим сэмпаем Дзюхацу Кёдой
Снимок сделан в 1906 или 1907 г


Говорят, что тренировки в додзё Хигасионны отличались суровостью, поэтому многие из тех, кто приходил, покидали мастера и уходили к другим. Да и самого Мияги неоднократно посещала такая мысль, но к тому моменту, когда он уже должен был закончить школу, он осознал, что каратэ играет в его жизни очень важную роль и бросить занятия значило отказаться от необходимого. Превознемогая боль и усталость Мияги посещал тренировки. Но стремление стать мастером каратэ побуждало его заниматься и в свободное время. По утрам путь в школу он совершал бегом, а кроме этого часто ходил к морскому побережью, где занимался в основном физическими упражнениями. Выполняя Сантин-ката, он пытался заглушить шум прибоя силой своего дыхания; он поднимал тяжёлые камни и совершал с ними различные движения, чтобы развить силу, бросал их, стараясь метнуть как можно дальше. Для того, чтобы развить силу спины и шеи, обвязывал пояс вокруг одного конца бревна, а другой надевал на шею и разгибал спину. А после тренировки, проведённой у мастера Хигасионны, он уставал настолько, что, как рассказывают, не мог подняться по лестнице на второй этаж, где находилась его комната, поэтому часто ему приходилось ночевать в коридоре на полу...
Вообще, о том, как тренировался Мияги, ходят легенды. Многое из того, что он якобы делал, просто неправдоподобно, но кое-что в этих рассказах является правдой. Он действительно великолепно владел своим телом и разумом, а с целью самосовершенствования зачастую совершал странные на первый взгляд вещи. Например, идя по узкой и пустынной городской улице, по обе стороны которой стояли мощные и грубые каменные стены, он бился плечом об одну из них, отскакивал, бился о другую. Делал он это для того, чтобы укрепить свои мышцы и быть нечувствительным к боли. Он мог также, ни с того ни с сего, упасть на мостовую, проверяя свою страховку при падении. Мияги, как рассказывают, никогда не садился спиной к двери или открытому окну, каждый раз подсознательно выбирая наиболее удобное положение для защиты при неожиданном нападении. Перед тем как лечь спать, он наносил несколько ударов по сетке от москитов, проверяя, быстры ли его движения, и гасил свечу ударом кулака. Однажды, он проснулся и попросил жену открыть и закрыть ставни, потом ещё несколько раз также. Она выполнила просьбу, но решила, что он сошёл с ума. На самом деле, он просто хотел проверить, с каким звуком открываются окна, чтобы уметь распознать вторжение в дом. Всё это звучит непривычно, но надо признать, что Тёдзюн Мияги не был человеком конца XX или начала XXI века...
Несколько раз ему пришлось демонстрировать свои умения на людях. Известный мастер каратэ и историк-исследователь Ричард Ким нашёл одно редкое упоминание об одном таком выступлении, которое состоялось в 1924 году. Данное упоминание сделано было журналистом Ансю Токуда, которому в детстве довелось наблюдать тренировку и показательные выступления Мияги и его учеников. Сам он до этой встречи некоторое время занимался Сюри-тэ, и, когда увидел групповое исполнение ката Сантин, он оценил его как "дикий и грубый вид тренинга". Показательные выступления состоялись по просьбе газеты "Асахи Симбун", и на них кроме демонстрации ката и бункай-дзюцу (расшифровок движений ката) Мияги показал ещё и несколько “трюков”. Так, например, он руками разорвал в клочья большой кусок сырого мяса, ударом нукитэ (кончиками пальцев) пробил плотную связку бамбуковых прутьев, сжал кулак и достал один из них. На кончики пальцев ноги он положил кусочек мела, подбросил его ногой и в прыжке попал по нему ударом другой. Зрители могли видеть чёткую белую отметину на подушечке под пальцами, оставленную мелом. Кроме того, он попросил зрителей нанести ему несколько ударов по телу деревянным шестом — никакого эффекта: ему не было больно! Большим пальцем ноги он поднял тяжёлую канистру с керосином и держал так долгое время, а голыми руками сдирал с живого дерева кору! И при этом Мияги заявил: "Своему умению я обязан каратэ. Всё, что вы видели, доступно каждому. Я не делаю ничего из того, что не в состянии проделать любой из собравшихся здесь. Возможно всё!"
Несмотря на долгие часы работы на макиваре у Тёдзюна Мияги не было видно грубых мозолей на костяшках кулаков, и связано это с тем, что больше внимания он уделял техникам защиты и атаки открытой ладонью. Излюбленными приёмами контратаки мастера были захваты, а также тычки пальцами в глаза противника и по жизненно важным органам. Один из его учеников, Мэйтоку Яги (ныне 10 дан, глава организации Мэйбукан) вспоминает: “В старые добрые времена говорили, что время в бою, потраченное на то, чтобы сжать кулак — это время, потерянное зря”. Сила хвата Мияги была поразительной. Его даже прозвали "Нику тигири Мияги", что означает "Мияги, разрывающий на куски". В некоторых источниках я нашёл сведения, будто Мияги мог подпрыгнуть и пробить ногой доски потолка. Подтвердить данное утверждение трудно, скорее всего, это не так. Однако Тёдзюн Мияги не любил делать показательные выступления, подчёркивая, что воинское искусство не имеет ничего общего с шоу. Однажды, один из журналистов, увидев в исполнении мастера Мияги столь необычные действия, спросил, почему он не зарабатывает на этом деньги и славу. Сэнсэй ответил на это так: “Если кто-то хочет увидеть нечто интересное, я имею в виду шоу, то пусть он направляется в театр или цирк”. Он был слишком высокого мнения о воинских искусствах, чтобы уподобить их развлекательному представлению.
Мияги продолжал тренироваться под руководством своего учителя Канрё Хигасионны вплоть до смерти мастера в 1916 году. Только на некоторое время он оставлял мастера, когда его забрали на службу в армию. Я нашёл также сведения, автором которых является Норими Госэй Ямагути, согласно которым Мияги ещё в 1905 году посещал Китай, пытаясь скрыться от призыва в армию. Мне было небезынтересно узнать это, однако, подтвердить эту информацию лично я не могу. В декабре 1910 года, после женитьбы, его мобилизовали и направили в Пятую Дивизию в лагерь Мияко-но-дзё, располагавшийся в Миядзаки-кэн, Кумамото на о-ве Кюсю. Там ему пригодились навыки самообороны, а также умение владеть шестом и копьём, которые Мияги переложил на штыковой бой с винтовкой (дзюкэн). Будучи человеком неглупым и богатым, он приложил усилия и средства для того, чтобы показать офицерам своё благородное происхождение. Этим он заслужил доверие старших по званию. Деньги, получаемые за службу и присылаемые родителями, он тратил на то, чтобы проводить время с офицерами и угощать их выпивкой. Вскоре он завоевал их доверие они даже решили доверить ему проведение занятий по физической подготовке и разрешили преподавать каратэ, но вскоре от этого отказались. Тренировки, являвшиеся для рядовых солдат общеобязательными, никто не хотел посещать: Мияги был весьма суров со всеми и начал с того, что приступил к обучению ударам. Вместе с рядовыми в одном ряду стояли и офицеры, выссказавшие желание научиться каратэ. После проработки базовой техники бойцы должны были отрабатывать на макиваре технику удара кулаком по нескольку часов, что не вызывало у них большого желания. После нанесения ряда ударов по макиваре у многих стали кровоточить руки, и они решили остановиться. Мияги, видя это, сказал, что надо бы ещё немного потерпеть. Наибольшее внимание Мияги уделил и тем военнослужащим, которые в момент прибытия Мияги в лагерь пытались показать, что они сильнее других и обладают большими правами, нежели другие. Теперь они получили урок. Короче говоря, Мияги показал старослужащим, что такое каратэ, и его зауважали.
Служить Мияги довелось с националистически настроенными японцами, которые пытались унижать выходцев с Окинавы. Те обычно могли говорить только на своём диалекте Хогэн, и зачастую не умели читать и писать. Только во флоте положение окинавцев было боле-менее равным по сравнению с большинством выходцев с Кюсю. Из всех призывников с Рюкю, насколько мне известно, в то время до звания сержанта дослужился только мастер Сёрин-рю Кэнцу Ябу, за что и получил прозвище "Сержант". Отделение Мияги благодаря его талантам постоянно выигрывало соревнования по боям на макетах винтовок и деревянных мечах. Видя, что не могут с ним справиться, они задумали проучить его. Однажды ночью они напали на спящего Мияги и стали избивать его палками, намереваясь убить. Тёдзюн, не ожидавший такого, втянул голову в плечи, закрыл её руками и напряг мускулы, чтобы выдержать удары. Наутро нападавшие были изумлены, увидев, что не смогли причинить окинавцу никакого вреда и тот смог ещё и прийти первым к финишу на состоявшемся в это утро кроссе...
Мияги всегда помогал своим сослуживцам. Часто, когда перед солдатами ставилась задача преодоолеть в полной выкладке участок пересечённой местности длиной в 40 км, не все могли выдержать такое. Мияги не только помогал нести отдельные вещи своих слабых товарищей, но иногда нёс их вместе с поклажей на себе. То, что он был необычайно силён, видели все. Это определил с первого взгляда и тренер по дзюдо в городе Мияко-но-дзё, куда Мияги направился в один из отпусков, чтобы потренироваться. Мастер сразу же отметил, что у парня с такой мощной шеей и крепкими руками за плечами не один год занятий физическими упражнениями. И действительно, когда он приступил к занятиям, никто не мог с ним справиться. Мияги часто посещал это додзё, и перед отъездом сэнсэй попросил его остаться продолжить постижение дзюдо немного дольше. Мияги отказался: он торопился на родину…
После смерти наставника (точные даты нам неизвестны, и многие утверждают, что Мияги побывал в Китае ещё в мае 1915 года, то есть до того, как умер его учитель) он решил направиться в Китай, в город Фучжоу, где Хигасионна учился гунфу у легендарного Рюру Ко, и найти его. В этой поездке его сопровождал известный на Окинаве мастер гунфу, друг Мияги У Ксянгуй (1886-1940гг), известный больше под именем Гокэнки (он стал гражданином Японии и принял имя Ёсикава). Но на прежнем месте не оказалось дома мастера Рюру Ко — в ходе Китайской революции его семья съехала с нажитого места в поисках более спокойной провинции. Возможно, ему просто не повезло. По этому поводу Морио Хигаонна рассказывал в одном своём интервью, что Мияги посетил Китай, когда ему было 28 лет (наиболее вероятно, что это произошло в 1916 году). После смерти Канрё мастер Мияги стал набирать своих собственных учеников. Многие историки спорят, тогда или чуть позже, после поездки в 1936 году, он ввёл две новые ката – Тэнсё и Сайфа. Где-то с 1918 года он начал преподавать каратэ в школах Окинава Сихан (Педагогический Колледж Окинавы) и Наха Сёгё (Коммерческое училище города Наха). В 1922 году он стал инструктором в додзё Полицейского училища префектуры, позже преподавал в суде города Наха, в Ассоциации физической культуры префектуры и в различных университетах Центральной Японии.Мияги играл одну из наиболее важных ролей в развитии каратэ-до на Окинаве. Ещё в 1918 году группа мастеров каратэ объединилась для совместных тренировок и обмена опытом. Он общался с такими выдающимися личностями, как Тётоку Кян, Симпан Сирома (1890-1954гг), Кэнва Мабуни (1889-1952гг), а также братьями Мотобу – Тёю (1864-1927гг) и Тёки (если всё же столкновение Мияги с "Сару", то есть Тёки, имело место, то произошло оно скорее всего как раз тогда; Тёки Мотобу уже в 1921 году уехал с Окинавы). Существовала подобная ей другая группа мастеров – Гитин Фунакоси, Тёсин Тибана, Анбун Токуда, Тёдзё Осиро, Токумура и Исикава.

 



 

Редкое фото, на котором изображены мастера каратэ и гунфу.
Сидят (слева направо) Сэйко Хига, неизвестный, Кэнва Мабуни,
Тёдзюн Мияги, Дзюхацу Кёда, Дзинан Синдзато, неизвестный.
Перед ними (кто-то из двоих) сидит То Дайки, рядом с ним, возможно, Гокэнки.


В 1926 году Мияги вместе с такими известными специалистами в этой области как Тёмо Ханасиро (1869-1945), Тёю Мотобу, Кэнва Мабуни и двумя китайскими торговцами, мастерами гунфу У Ксянгуем (1886-1940) (известным больше под именем Гокэнки) и Тан Дайцзи (на Окинаве его звали То Дайки) (1887-1937) создал “Клуб по изучению каратэ” (Окинава Каратэ Кэнкю-кай), в котором они обменивались знаниями и своими соображениями по поводу развития каратэ, методов обучения и по некоторым другим специфическим вопросам. Лично Мияги преподавал в основном базовую технику, физические упражнения и Сантин-ката. Стоит отметить, что данный клуб стал первой официальной организацией в истории окинавского каратэ. В 1936 году мастерами архипелага островов Рюкю было принято решение о вступлении во всеяпонскую федерацию воинских искусств , и прошла судьбоносная встреча мастеров, организованная при поддержке газеты "Рюкю Симпо". В связи с присоединением к Дай Ниппон Бутокукай, окинавские воинские искусства претерпели ряд значительных изменений — от названия и униформы до упрощения и изменения приёмов. Прежнее название – туди-дзюцу, что означало "искусство китайской руки", заменили на каратэ-до - "путь пустой руки". Связано это с тем, что в названии воинского искусства, мастера которого хотели его зарегистрировать как национальный вид, не должно было быть даже намёка на Китай. Иероглиф "дзюцу" ("искусство") заменили на "до" ("путь"), дабы акцентировать внимание на постоянном духовном совершенстве, сопровождающем воина, а не на технике. Подобно дзюдо ввели униформу для занятий каратэ, цветные пояса и звания. Кстати, Тёдзюн Мияги первым из окинавцев получил титул "Кёси" – "наставника". Всё это обозначило новый виток развития каратэ — как вида спорта и метода совершенствования личности. Тогда-то направления, представленные различными мастерами, получил свои названия. Существует интересная история, описывающая то, как появился термин “Годзю-рю”. Когда в 1930 году ученик Тёдзюна Мияги Дзинан Синдзато выступал на Фестивале Воинских Искусств, организованном Дай Ниппон Бутокукай в связи с возведением на престол принца Хирохито.
После демонстрации один из мастеров японского будо спросил Дзинана, как называется стиль, который он представляет. Синдзато был в замешательстве: на Окинаве тогда ещё не имели привычки выделять “школы” или “стили”: методы подготовки бойца варьировались от одного учителя к другому. Окинавец вспомнил, как Мияги упоминал на тренировках значение гармонии между двумя противоположностями: между твёрдым и мягким, холодным и горячим, быстрым и медленным и т.д. Мастер Мияги любил приводить изречение, записанное в секретной китайской книге по кэмпо под названием “Бубиси”. Там говорилось: "Хо ва годзю тондосу" (то есть "способ вдоха и выдоха есть мягкое и твёрдое"). Дзинан Синдзато, чтобы не пасть в грязь лицом придумал название стилю: Ханко-рю, что означает "наполовину мощный (твёрдый) стиль". Вернувшись на родину, он рассказал об этом происшествии учителю. Мияги похвалил его за находчивость, и когда было необходимо выбрать официальное название своей школе, он долго не размышлял, а взял да и принял за название Годзю-рю, то есть “Школа твёрдого и мягкого”.
У Мияги было много учеников. Он прекратил занятия только на период с 1944 по 1947 год, когда Япония ввязалась во Вторую Мировую. С наступлением мирного времени в додзё мастера вернулись его прежние ученики (те, кто выжил) и поступили новые. Мастер умер 8 октября 1953 года. Умирая, он сказал жене: "Я хотел прожить дольше и доказать, что те, кто занимаются Наха-тэ, могут прожить не меньше приверженцев Сюри-тэ". Он намеревался своим примером опровергнуть мнение о том, что каратисты, исповедующие Годзю-рю, надрывают своё здоровье.

Мияги Тёдзюн родился в аристократической семье в Наха в 1887 или 1888 году. Естественно, что его путь лежал в местную школу Наха-тэ к Хигаонне, которую сами последователи именовали, как мы помним, Сёрэйрю - "Школа Просветленной души". Уже в девять лет начинаются тренировки юного Мияги у знаменитого мастера, и в течение почти двух десятилетий он повсюду следует за Хигаонной . Тот в свою очередь воспитывает Мияги в строжайшем соблюдении чистоты древней традиции. Хигаонну по его взглядам на воспитание учеников можно считать вообще одним из самых традиционных наставников (в этом он даже значительно обходил Итосу Анко, который, как известно, ратовал за всеобщее преподавание тодэ), и именно этот здоровый консерватизм позволил Хигаонне взрастить целую плеяду блестящих последователей. И Мияги Тёдзюн, и Мабуни Кэнва (основатель школы Ситорю каратэ), и Киода Тёхацу, и Гукусума Цунэтака отличались до конца жизни строгим следованием всем традиционным ритуалам, удивительной простотой и чисто дзэнским миросозерцанием.

Благодаря все тому же традиционализму Хигаонны, который неизменно требовал "приобщаться к истокам", Мияги в 1904 году оказывается вместе со своим наставником в Китае, где проводит в семье китайского мастера четыре года. По сути, Мияги попадает в ту же китайскую школу ушу, где когда-то учился сам Хигаонна и с которой был хорошо знаком Уэти Камбун. Шестнадцатилетний юноша поражен той могучей духовной концентрацией, которая царит в китайских школах боевых искусств и глубину этого впечатления он пронесет через всю свою жизнь. Тонкая ткань китайской духовной традиции обволакивает его. Он заходит в чань-буддийские храмы, вероятно, посещает и огромный монастырь Гуанхуасы, что находится в провинции Фуцзянь. Здесь он слушает беседы чаньских монахов, учится даже не столько самой буддийской философии, сколько чисто чаньскому взгляду на мир - особая легкость в сочетании со строжайшей внутренней дисциплиной, высота полета души рядом с готовности заниматься самыми обыденными вещами. Так он постепенно приобщается к сложнейшей ментальной практике и метафизике, которая была присуща традиционной китайской культуре.



Несмотря на все старания окинавских мастеров, такую обстановку на острове воссоздать было невозможно, духовная культура Окинавы была несравнима с чисто метафизической глубиной китайской цивилизации. Думается, сам Хигаонна прекрасно понимал это и, не боясь уронить собственное достоинство, посылал своих учеников на родину боевых искусств. Надо отдать должное великой скромности Хигаонны, его преданности своей миссии учителя боевых искусств - он всегда был готов признать, что его техника не сравнима с мастерством китайский учителей. И он стремился к тому, чтобы каждый из его учеников почерпнул из той чаши удивительной мудрости и духовности боевых искусств, которую подарил миру Китай.

Мияги возвращается на родину полный сил и желания посвятить свою жизнь боевым искусствам - именно в Китае он осознает, что кэмпо может стать путем духовного воспитания человека. Понимает он и другое - только в Китае можно напитаться знаниями настоящих секретов боевых искусств, особенно того, что касается "внутренней практики" и тренировки сознания. Именно это заставляет Мияги уже известным бойцом в мае 1915 года вновь вернуться в Китай, где он пробыл до июля 1917 года. О китайском периоде жизни Мияги известно мало, историки каратэ вообще вымарывали долгое время все то, что касается связи окинава-тэ с китайскими боевыми искусствами, сам же Мияги, следуя традиции, не любил рассказывать о том, как обучался ушу.

Так или иначе Мияги обучается в Китае ушу в совокупности более шести лет. По сути, он становится мастером именно китайского ушу, хотя его биографы предпочитают опускать этот факт, особенно в свете идеологического противостояния Китая и Японии. Если Фунакоси, который приложил столько сил, чтобы убрать из каратэ "воспоминания" об ушу, сам никогда в Китае не был (во всяком случае, именно так гласят его официальные биографии, составленные в основном самим Фунакоси) и с китайскими мастерами на Окинаве общался весьма поверхностно, то Мияги наоборот стремился перенять всю полноту традиции кэмпо прямо от истока. Заметим, что Мияги был единственным, кто обучался в Китае, среди всех мастеров, которые позже приехали в Японию и создали свои школы каратэ. Он был официально признан китайскими мастерами как продолжатель "истинной передачи" ушу, а такого признания удостоились лишь единицы окинавцев (например, Хигаонна и Уэти Камбун). Только он один, как считается, был носителем истиной традиции боевых искусств в Японии, что включало не только блестящее знание техники, но и огромный духовный заряд, заключенный в проповеди Мияги. Он стал тем человеком, который через боевые искусства сумел воплотить китайский идеал "человека целостных свойств" (цюаньжэнь) в Японии.

Сколь ни была полезной последняя поездка Мияги в китайскую Фуцзянь, по возвращению он принимает глубокий траур - чуть менее года назад скончался его наставник, великий учитель Хигаонна. Мияги по древнему обычаю почти три года носит траур по наставнику, справедливо считая его своим духовным отцом и поражая своим традиционализмом и знанием тончайших нюансов ритуала даже консервативных окинавцев. Но Мияги не только традиционен - он мистичен по самой своей сути. Он сам регулярно совершал поклонения духам предков и даже духам местности, и, по его рассказам, его часто посещали видения, к нему являлись божества, он видел яркое сияние - одним словом, состоял в тесном контакте с астральным миром. Это же отразилось и на мистицизме той школы Годзюрю, которую он позже создал.

Уход из жизни одного из последних столпов окинавской традиции Хигаонны заставляет Мияги начать работу над кодификацией и упорядочиванием собственной техники. Почти пять лет он совершенствуется в той технике, которую изучил в Китае, уделяя много времени отработке дыхания и управлению внутренней энергией ки. Его каждый день начинался и завершался почти часовым сеансом дзэнской медитации, и еще пару часов уходило на активные дыхательные упражнения, сопровождаемые отработкой ударов и блоков.

Наконец, после более чем двадцати лет обучения и самостоятельных тренировок Мияги открывает собственное преподавание. Примечательно, что моральное право на это Мияги имел уже давно - перед своей смертью Хигаонна назвал его своим официальным преемником по школе Наха-тэ, хотя по сути сам Мияги значительно трансформировал это направление и отдавал предпочтение его китайскому прародителю. Существовал и так называемый "теневой преемник" Хигаонны - Кюда Дзюхацу, считавшийся также наследником "истиной традиции" Наха-тэ, который, однако не обладал такими организаторскими способностями и влиянием, как Мияги.

Многие государственные организации давно уже звали Мияги на службу и, наконец, великий боец откликнулся на их предложения. По правде говоря, другого способа заработать себе на пропитание у него не было, кажется, Мияги вообще не знаком был ни с какой другой профессией. Его профессия и стала его жизненной миссией - преподаванием духовного искусства будо.

Таким образом, Мияги оказывается сначала шеф-инструктором Школы префектурной Окинавской полиции. Затем, откликаясь на новую тенденцию массового обучения окинава-тэ в учебных заведениях, начинает преподавать в местной средней школе и в Институте Гражданского Благосостояния. Кажется, великих последователей в этих учебных заведениях Мияги не воспитал, зато запомнился как непобедимый и при этом самый молодой боец, который вместе с преподаванием боевого искусства пытался донести до людей и понимание необходимости каждодневной духовной практики. Не сложно догадаться, что местная полиция, да и учащиеся средней школы с трудом постигали что-либо иное, кроме простого кулачного боя. Мияги прекрасно видел это, но не падал духом - у него была и собственная небольшая, почти закрытая школа, в которой он обучал бесплатно и передавал целостную систему, которую почерпнул у Хигаонны и довел до совершенства в Китае.

Как и другие школы окинава-тэ в ту пору, в основу обучения Мияги кладет отработку традиционных ката (тикатэ мани). Правда, сами по себе эти ката значительно отличались от тех, что преподавали Мацумура, Азато и Итосу, и на которых базировалось их направление Сёринрю.

Вернувшись из своей первой поездки в Китай, Мияги постоянно отрабатывает лишь два основных ката, считая их базой для соединения физической и духовной практики боевых искусств - Тэнсё и Сантин, в основе которых лежали достаточно простые удары и круговые блоки, но все это базировалось на сложной дыхательной работе и особых методах концентрации сознания..

Особое внимание уделяет Мияги боевому применению элементов ката - бункай, требуя в полную силу проводит не только удары и блоки, но даже заломы и удушения, которые тогда существовали в окианава-тэ. Он же вводит в практику одну из форм тренировки, которая встречалась в китайских школах ушу - тэ-тотимати. Она заключалась в проведении учебных свободных поединков в полный контакт, перед началом которых оба партнера оговаривают, какую конкретно технику будут применять. Например, они договариваются о нанесении ударов только руками в живот в полный контакт или ударов ребром ладони - сюто. Это стало прообразом "поединков на один удар" в полный контакт дзю-иппон-кумитэ, которые сегодня практикуются практически во всех стилях каратэ. Бойцы имеют право нанести только один удар, скажем в живот, но в полный контакт.

Наконец, Мияги считает необходимым, чтобы все его ученики умели вести реальный поединок, и в этом он вновь следует китайской традиции, нарушая старые методы обучения Окинавы - не проводить свободных спаррингов. Но Мияги воспитывался в Китае, его учителем был Хигаонна, тело которого было вообще не восприимчиво к ударам. И вот в школе Мияги появляется новый вид поединков - икукуми. Один боец нападал на другого, нанося удары в полную силу, другой же имел право только защищаться и не контратаковал. Таким образом, Мияги вырабатывал у своих последователей чисто психологическую устойчивость к ударам. Ведь зачастую даже сильный каратист проигрывает из-за того, что теряется под градом ударов, не способен ни адекватно защищаться, ни грамотно провести контратаку. А вот ученики Мияги могли в течение часа обороняться от сильных партнеров, которые сменяли друг друга каждые десять минут.

Мияги, следуя за традицией Хигаонны, советовал ставить блоки только от ударов в голову, шею и пах, а все остальные принимать на корпус, а еще - лучше просто уходить от таких ударов. Все же техника мягких уходов с линии атаки в школе Мияги была отработана значительно хуже, чем в Сёринрю, и его последователи в основном надеялись на внутреннюю энергию и могучую физическую подготовку, которые вырабатывались благодаря тайным методам Мияги. Причем сам Мияги утверждал, что удар на тело можно принимать не столько благодаря мощному мышечному покрову, сколько умению использовать свое внутреннее "ки" и отбирать его у противника. И в этой концепции ощущается сильное влияние китайского ушу, а точнее - раздела нэйгун ("внутреннее мастерство") или цигун ("достижение мастерства в управлении энергией ци), который содержал хитроумные методики развития энергетических боевых способностей.

В основу преподавания Мияги кладет также несколько ката Фукю, которые, по всей видимости, он создал сам на базе коротких связок китайского ушу. Он считал, что благодаря Фукю неофитам будет проще запоминать базовую технику Наха-тэ. Примечательно, что сегодня в точности никто не знает, как конкретно выглядели эти ката (или одно ката?). Существует немало их вариантов, например, в школах окинавского, японского и даже гавайского Годзюрю, причем каждая утверждает их "абсолютную истинность". Отголоски Фукю мы встречаем сегодня в ката Гёкисай и Хокю в окинавском стиле Сёрэйкай (не путать с древним стилем Сёрэйрю. хотя между ними много общего), которым руководит Тогути. Многие предполагают, что возможно стабильной формы у Фукю не было, под этим названием у Мияги фигурировали просто короткие базовые связки.

Многим хотелось бы стать учениками Мияги, ибо его авторитет был, пожалуй, наивысшим в то время на Окинаве. Правда, сам Мияги был весьма разборчив и в отличие от других мастеров считал своими настоящими учениками не больше десятка человек, а ближайшими последователями назвал за всю свою жизнь лишь нескольких: Яги Мэйтоку, Миядзато Эити, Хига Сэйко, Томоёзэ (позже они стали патриархами окинавской ветви Годзюрю) и знаменитого японца Ямагути Гогэна, который являлся патриархом Годзюрю в Японии.

По своим манерам и духовному облику Мияги заметно выделялся даже среди окинавских мастеров той эпохи, с которыми неизменно поддерживал тесную дружбу: Гима Макото, Кианом Тётоку (ученик Мацумуры Сокона, в то время - патриарх Томари-тэ), Кэнцу Ябу, Тибаной Тёсином (ученик Итосу Анко, в то время - патриарх Сюри-тэ и признаний лидер Сёринрю). Невысокого роста, чрезвычайно широкий в плечах, с немного вытянутым лицом Мияги Тёдзюн неизменно привлекал к себе взоры окружающих.

Вот как описывает его Ямагути Гогэн - человек, которому было суждено продолжить дело Мияги в Японии: "Дыхательные ката Мияги были очень красивы и в то же время ужасны. Это напоминало рев тигра, который вырывает сердце у своего врага. На Окинаве Мияги выходил ночью на берег моря и выполнял дыхательные комплексы лицом к штормовому прибою приближающегося тайфуна. Он продолжал совершенствоваться в ката Сантин, даже если жестокий ветер валил его с ног. Говорили, что когда он применял свою силу полностью, то мог удержать быка своими руками и содрать с него шкуру, будто разрывал кусочек бумажки. Господин Мияги был гармонично развит как физически, так и духовно".

Но окинавское пространство казалось слишком узким для Мияги. К тому же Япония представлялась ему более благоприятной частью суши, которая может по достоинству оценить его талант. Получал Мияги и официальные предложения преподавать в Японии, чего практически не удостаивались окинавские мастера. И все же здесь ощущался и специфический "провинционализм" Мияги, которым, правда, страдал не только он, но и многие другие окинавские мастера, например, Мотобу Тёки. Мияги казалось, что крупнейшие города Японии, подобно городкам и деревням маленькой Окинавы будут восхищены его талантом, а публика сразу же окажется у его ног. Ему хотелось принести в страну Восходящего солнца не только окинавскую (точнее, китайскую) технику кэмпо, но и поведать о той духовной истине, семя которой произрастало из боевых искусств. При этом Мияги оказался честен перед самим собой - отправившись в Японию и воспитав там достойных последователей, он вернулся на Окинаву, поняв, что духовная проповедь не зависит от величины страны.

Но это будет позже. А пока Мияги решает подготовить себе почву для достойного отъезда в Японию. В общем-то, он решил прибегнуть приблизительно к тому же методу, который когда-то использовал Фунакоси Гитин. Также, как и пионер окинава-тэ в Японии, Мияги решает создать ассоциацию боевых искусств во главе с самим собой и тем самым обеспечить себе официальный статус. Напомним, что прямо перед тем, как покинуть Окинаву, Фунакоси образовал в 1922 г. "Окинава Сёбу кай" и прибыл в Японию именно в качестве руководителя этой организации. Окинавцам представлялось, что официальные звания облегчат им карьеру в Японии, хотя на поверку это оказалось далеко не так. Япония и так была перегружена людьми с многочисленными титулами, ибо четкое определение социального положения - вообще в характере японцев.

В 1926 году Мияги создает ассоциацию "Окинава каратэ дзюцу кэнку кай" - "Ассоциацию Окинавского искусства каратэ". Авторитет его был велик, поэтому новую организацию поддержали не только последователи Наха-тэ, но и ряд мастеров других стилей. Правда, особый след в истории местных боевых искусств ни эта Ассоциация, ни многие другие (в ту пору их на Окинаве было около десятка) не оставили. Скажем, организация, созданная Фунакоси, фактически распалась сразу же после его отъезда. Намного большую роль играли конкретные личности, мастера и их узкие школы, а огромное количество организаций в основном объяснялось неизбывной тягой жителей Дальнего Востока ко всякого рода организациям.

Но так или иначе с этого времени Мияги оказывается во главе одной из самых крупных организаций боевых искусств на Окинаве. В этом качестве в 1928 году он приезжает в Японию, выбирая для преподавания город, куда еще не проникли окинавские мастера, но где традиция самурайского воспитания были весьма сильна -Киото. Там о великом Мияги уже слышали, протекцию ему составили японцы, поклонники духовного дзэнского воспитания, которые заезжали на Окинаву и были приятно удивлены познаниями Мияги в этом вопросе. Немалую роль здесь сыграло и аристократическое происхождение самого Мияги. К тому же, по видимому, Мияги не был первым пропагандистом своего направления в Японии, так как в самом начале 20-х гг. в г. Кагосима преподавал стиль Годзюрю некий плотник Марута, у которого начал свое обучение будущий патриарх японского направления Годзюрю Ямагути Гогэн.

Весьма примечательно, что в Японию для преподавания искусства каратэ, которое якобы было создано простолюдинами для самозащиты, приезжали исключительно люди благородного происхождения, потомки самурайских родов и аристократических фамилий. Да и сам Мияги в Китае обучался отнюдь не у простолюдинов. Версия о "народном характере" каратэ никем специально не создавалась, этот миф возник как логическое продолжение многих легенд о похождениях народных мастеров боевых искусств. Да и вообще, как уже отмечалось, с древнейших времен и практически вплоть до Второй мировой войны преподавание бу-дзюцу в Японии было монополизировано именно представителями аристократии и самурайства.

 




Содержание раздела