Психотехника рукопашной схватки

Метафизические истоки агона




Указание на агон как на особенность, лежащую в основе культурного переворота вообще и спорта в частности, для понимания того и другого явления первостепенно, но не достаточно. Ведь и для современных спортсменов, в особенности мирового масштаба, характерна преимущественная ориентация на славу, а не на материальные ценности.  То, что охвативший некогда целую нацию порыв сегодня сопутствует лишь единицам, является, хотя и симптоматичным, но, тем не менее,  только количественным показателем.  В этой связи уже говорилось о миропонимании греков. Говорилось, что именно в нем проясняются все феномены эллинской культуры. Приглядимся же к этому миропониманию и мы.  Кто знает, не увидим ли мы в его глубинах то, что видел древний грек в славе, а на его поверхности - отражение того бога, для которого Зевс поднял из моря греческое чудо.

Конечно же, как на 4-х общегреческих играх - Олимпийских, Пифийских, Немейских и Истмийских(см. примечание 1), так и на примерно 30-ти областных и местных состязаниях, которые упоминает Пиндар, главным был спортивный праздник. Тем не менее, общегреческие игры находились под покровительством Зевса, Посейдона и Аполлона и проводились неподалеку от храмов этих богов.  Это показательно даже при том, что в Древней Греции все социальные институты - от страны и полиса до семьи покровительствовались тем или иным из 12-ти главных богов - Зевсом, Герой, Посейдоном, Деметрой, Аполлоном, Артемидой, Аресом, Афродитой, Гермесом, Афиной, Гефестом или Гестией. Свой бог - покровитель был и у каждого человека, причем самым счастливым считался тот, кому помогает Зевс. Своеобразие организации игр при храмах станет понятнее, если представить соревнования в Вифлееме или Ватикане.  У Гомера спортивные состязания составляют необходимую часть погребального ритуала, из которого, возможно, они и выделились как общественное установление. Примечательно странным образом совпадают кульминации распространения культа Диониса и агональных институтов в 8-7 в.в. до н.э.

Греческие атлеты, олимпийские чемпионы в особенности воспринимались прежде всего как любимцы богов. Благоволение бога победителю распространялось на его родину.  Считалось, что войско, в котором находился олимпионик, защищает сам Зевс Олимпийский. Греческие спортсмены шли на соревнования, как к оракулу. Не случайно период высшего авторитета Дельфийского оракула и Олимпийских игр совпадают. По мнению М. Л. Гаспарова, греческие соревнования по своему духу гораздо ближе к выбору по жребию в греческих демократических государствах, суду божьему в средние века и дуэли, чем к современным спортивным состязаниям. Греческие игры должны были выявить не того, кто лучше всех в данном спортивном искусстве, а того, кто лучше всех вообще. Спортивная победа была лишь одним из проявлений божественной милости, а состязание - лишь испытанием на обладание этой милостью.

“Радость людям - от Харит,

А умение и доблесть - от бога”, - вещает Пиндар в 9-й олимпийской оде. Характерно, что этому певцу победителей глубоко безразличны технические приемы спортсменов, чего не скажешь о Гомере или Вакхилиде. Главное - это результат, через который чемпион приобщается к мифическому времени и реальности.  Мифологическая часть занимала центральную часть оды Пиндара и объясняла победу как правило либо тем, что чемпион в чем-то был подобен какому-либо мифологическому персонажу, например - Гераклу, либо был его дальним потомком или земляком. Интересно, что в ряду слагаемых победы милость богов занимает у Пиндара только третье место после “породы” и “труда”.

Что касается кульминационной точки победы, ее святая святых, то в греческом языке есть даже выражающее его слово. Это - “кайрос”, “верный момент” - тот мгновенный промежуток времени, когда индивидуальные усилия сливаются с непознаваемой волей судьбы. Победа представлялась Пиндару и, судя по его огромной популярности, не ему одному - только как видимая человеку сторона этого момента. Вне этой точки любая творческая, в том числе спортивная деятельность была либо стремлением к ней, либо ничем.

“Однодневки,

Что - мы? что - не мы? Сон тени -

Человек.

Но когда от Зевса нисходит озарение,

То в людях светел и сладостен век”. ( Пиф., 8, 95 -97)



Глубоко не случайно как то, что из одного и того же “верного момента” вышли боги Праксителя и Поликлета, победы атлетов и оды Пиндара, так и то, что  Зевс Фидия мог появиться с натуры победителей, для которых этот же Зевс станет предметом религиозного поклонения. Пожалуй, ни одна из областей знания не имела большего влияния на ум эллина, чем гармония. Она становится главной темой уже первых натурфилософов, а великая система Платона соединит в едином порядке мир постигаемый ощущениями с миром умопостигаемым. Иерархии людей и богов станут составными единой пропорции, а изменения в государственном устройстве будут выводиться из непостоянства музыкальных ладов -  показателей духовного мира правителей.

Для понимания особенной роли гармонии в жизни греков важно знать, что в их понимании непосредственное взаимодействие человека с богом было невозможно.  Платон в “Федре” говорит,  что Олимпийцы высказывают свои повеления не прямо, но с помощью промежуточных существ - даймонов. Называться знающим достоин только тот, кто может общаться с даймонами, остальные же - просто ремесленники. Знающих были единицы, но у греков был еще один способ воздать хвалу божеству.  Конечно, даже олимпионик был бы для Пиндара преступником, если бы он пожелал тягаться в славе с богом.  Победителям на играх ставили памятники, но никому и в голову не приходило почитать их наряду с богами.  В самом деле, как грубая и бессильная в принципе сущность человека может сообщаться с тончайшей и всемогущей сущностью богов? Оказывается - может.

 Если мыслить, по выражению М. Гаспарова, не  причинами и следствиями, как мы, а прецедентами и аналогиями, как древние греки.  Только при этом условии победа на играх, миф и боги сольются в единый организм, в котором мир богов будет также относиться к мифу, как миф к победе на состязании. Если боги совершенны во всем, то человек может обратиться к ним лицом, будучи совершенным хотя бы в одном из их качеств - силе как земном аналоге могущества, например. Совершенство в понимании грека характеризовалось самодостаточнотью. Самодостаточным изначально был единый Бог.  Уподобиться единице в совершенстве могло и множество - например, умозрительный космос - Богу, - если все части этого множества обретали самодостаточность в единственном правильном соотношении друг к другу. Подвижность или неподвижность структуры не имели значения. Стрела могла одновременно лететь и стоять на месте - ее бытие определялось тем, кто и куда ее выпустил.  Из бесчисленных вариантов правильным был один. Его воплощение приводило всю систему в гармонию. Самой наглядной иллюстрацией гармонии является правильно решенная математическая или шахматная задача с “нужным моментом”, “кайрос” как решением. Примечательно, что его основное качество - непредсказуемусть с вытекающим из нее требованием риска отчетливее всего проявляются в спорте.

Небесным или духовным проявлением гармонии был порядок, а земным и материальным - красота. Божественное, объемля и то и другое, проявлялось в обоих. В первом случае проявлением ее были парады планет, регулярное чередование дня и ночи, жизни и смерти сначала и научные закономерности потом, вообще - любые умозрительные или видимые творения божества; во втором - совершенные деяния человека, воплощенные во всем, что греки считали прекрасным, то есть единственно возможным в своей индивидуальности. Конечно же, все лишнее и неупорядоченное относилось к сфере хаоса и считалось безобразным. Безобразным считалось и все причастное к этому. Для древнего грека не было ложки дегтя в бочке меда. Для него была либо бочка меда, либо бочка дегтя. Поэтому он и остался для варваров вечным ребенком.

Греческая религия уникальна даже не столько тем, что в красоте проявлялись ее боги, - в красоте проявлялись и ее люди. Афродита Праксителя не была произведением искусства в нашем смысле слова. В ней, непревзойденной по своему величию для всякого верующего, жил даймон ее первообраза, а счастливый скульптор в “удачный момент” своей жизни раскрыл этого даймона, убрав все лишнее от бесформенной глыбы мрамора.

“Лучше всего на свете -

Вода;

Но золото,

Как огонь, пылающий в ночи,

Затмевает гордыню любых богатств.

Сердце мое,

Ты хочешь воспеть наши игры?

Не ищи в полдневном пустынном эфире

Звезд светлей, чем блещущее солнце,

Не ищи состязаний, достойней песни,

Чем Олимпийский бег”. ( Пинд., Ол., 1)

Какой еще народ смог бы так воспеть свои игры?

 




Содержание раздела